— Вы много… как бы это сказать… посещали подобных подкожных обиталищ?
— Приходилось, скажу Вам. Много - не много, а узнавал уже после второго посещения. Как-то раз посещал я одну такую плаксивую щелку. Она мне показалась такой просторной. Это как сталинская квартира с высокими потолками. Там чтобы лампочку в люстре заменить, надо на лесенку взбираться. И расположение комнат удобное. Прямо коридор, широкий с антресолью. Далее просторная гостиная, чуть в стороне кухня – туда не залезал, врать не буду. Вот уборная и ванная только по разные стороны коридора располагались. Я, бывало, зайду туда. Меня хозяюшка приветливо встретит, до гостиной проводит, чайку там с плюшками, чарочку нальёт, другую. Ну, гостеприимное местечко. Я, бывает, так чаю набулькаюсь, что уходя по коридору болтаюсь, за углы задеваю головой. Она меня проводит, за дверь выставит. И скажет, мол, «провожать не пойду, сам уж как-нибудь». А я только за угол выйду, как из меня всё и польётся наружу. До самого дна яйца выворачиваю. Но нравилось мне там бывать. Бывало, по нескольку раз на дню заглядывал. Она так сонно откроет дверь и, молча, склонит головку на бок: «Опять что ль?». И каждый раз впускала. Правда, однажды возле двери долго висел. Звонил, звонил, стучал в дверь, что аж соседи повыбегали. Хотели милицию вызвать. Обошлось - впустила. Только в коридоре долго стоял, с ноги на ногу переминаясь, пока она там полы мыла…
— Были и другие помещения. Однажды мы с носителем чё-то как-то припозднились, и никто не открывал нам своих врат. Одни уже спали. Другие в отпуск уехали. А одна приоткрыла дверь и капризно заявила, что болеет, никого видеть не хочет. Вышла, укутанная в ватник, и шмыгала носом постоянно. Пока говорили, у неё аж кровь носом пошла. Захлопнула трусы и прогнала со двора. А мы с заднего двора снова подкрались, и этот мой носитель, ей жалобную историю рассказал, что я чуть сам не расплакался. Хозяюшка сжалилась и открыла заднюю дверку в подсобку. Я туда шмыгнул. Темно и тесно. Пока протискивался, во что-то вляпался. А носитель сует всё дальше. Я уже по самую голову в дерьме сижу, жду, когда назад вытащат. А тот уперся яйцами промеж булок и тычет меня в самую гущу. Бля, никогда не забуду. Вылез оттуда, весь грязный, вонючий. А тот меня даже в руки боится взять, обмараться не желает. Так вот я и висел, обсыхал. Дерьмо высыхало и слоями отскакивало. Что ему неймётся, козлу похотливому.
— Вы общаетесь с себе подобными?
— Ты на что, старый хрыч, намекаешь? Да и как можно общаться с подобными. Не знаю, в одних трусах не висел ни с кем. Видел издалека чуваков, конечно. Но те были рослые мордастые пацаны. Я как-то и не собирался с ними общаться. Да и о чём мы стали бы говорить? Щеками что ли тереться? Так что с подобными нехера общаться. Пусть себе болтаются по своим трусам, балду об яйца оббивая, да жизнь тихонько проживая.
— Вы, понимаете, что это несколько не нормально... так вот осознавать себя болтающимся между ног?
— Я много чего понимаю. Может и не хорошо, и не нормально. Но всё же лучше, чем ты себя чувствуешь сраной дыркой. Профессор, бля. Вот ты трясёшь своим вязким пассивным очком и думаешь, что по другому жить нельзя... Лечишь, помогаешь людям понять себя. Кого ты нахуй можешь вылечить и как можно понять себя посредством твоей волосатой дырки? Ты думаешь, почему от тебя так сукой пахнет. Оттого, что мимо дворовых собак ходишь? Нет! Оттого, что ты голодный пассивный пидор. И жизнь вся твоя пидористическая и детство, бля, травмированное ебанутым папашкой. И лечить тебе надо только самого себя, козлина…
— Достаточно, на счет десять Вы проснетесь бодрым и энергичным, выспавшимся и напиздевшимся… девять – всё что мне рассказали, забываете, наполняясь позитивом... Десять! Откройте глаза. Как Вы себя чувствуете?
— Ох, спасибо, доктор, отлично! И как-то в голове всё тихо стало, разлеглось по полочкам, рассортировалось. Хочется сразу созидать, творить. Написать хочу всё, что приснилось! Вы знаете, и собакой от Вас уже меньше пахнет.
|